Эвристический задачник по философии (вторая редакция, с дополнениями и изменениями)

Скачать Заказать печатный вариант Автор: Григорьев Александр Борисович

---

СОДЕРЖАНИЕ

Введение Часть первая Сумма вопрошания Часть вторая Умножение смыслов философии Часть третья Процедура обоснования относительной неразрешимости Библиографический список

ВВЕДЕНИЕ Данное учебное пособие является задачником по философии, ориентированным не столько на запоминание знаний, сколько на создание и развитие способности самостоятельно открывать, изобретать знания и излагать саму догадку в рабочем режиме её же самой. Текст состоит из трёх частей: 1) сборника основных вопросов (вместе с их углублением и разработкой в стиле размышляющего сомнения в первичных очевидностях); 2) системы философских проблем с их решениями, данными вместе с их локальными неразрешимостями и 3) «технологией» обоснования конкретной неразрешимости относительно определённых тем.

Эта методическая работа относится к категории разработок компетентностно-ориентированного подхода.

Учебное пособие выполнено в режиме задачника по первой общекультурной универсальной компетенции ОК-1: «культура творческого мышления». Включает в себя четыре философских элемента этой компетенции, выполняющих роль критериев сформированности мышления и в то же время являющихся настоящими средствами создания и усиления мышления (вопрошание, диалектическое противоречие, разрешение противоречия и, наконец, конкретная проблема, неразрешимая относительно какой-либо темы философии –  для каждой темы своя собственная).

Учебное пособие подготовлено для студентов и всех «захваченных» философией. Содержит структурированный по смыслу план постановки и решения философских проблем по четырем элементам первой компетенции ОК-1 (культура мышления) в трёх рангах прагматизации сознания (в виде трёх частей задачника).

Модульно-компетентностный подход, ориентирующийся на создание и развитие способностей, нуждается не только в прагматично гибкой и реалистично структурированной, но и более информативно творческой методике преподавания, чем ориентированный на модульно-рейтинговое тестирование. Дело идёт о такой помощи другим в созидании ими бытийных первооснов своей поступочной самостоятельности и свободомыслия, при которой отпадает возможность и необходимость крохоборски циничного, измерительского подхода к человеку. Ведь самое главное в человеке, созданию и развитию чего как раз и должна способствовать любая школа, а также любое подлинное общение, это способность самостоятельно мыслить, изобретать новое и поступать по совести.

Человечность, как духовно-бытийная верность непрестанному поиску истины, исключает возможность измерить себя, насущно нуждаясь не в измерениях, а в таких орудиях духовного творческого труда, которые предоставляли бы все возможности усиления самостоятельной мысли, но исключали бы или, по крайней мере, затрудняли бы реализацию свободно избранной глупости.

Первой универсальной общекультурной компетенцией философии, не только по списку ФГОС ВПО (ОК-1), но и по существу является культура творческого мышления, слагающаяся из диалектических категорий мышления и «экзистенциалов» (действенных возможностей) сознания.

Способность мыслить на пределе возможностей является в философии основной способностью, развиваемой как самоцель, хотя исходное начало мышления есть свободно-самопричинное действие бытийствующего сознания, которое ни истинно, ни ложно, а только возможно как событие в реальном мире, сбывающееся с большей или меньшей полнотой. В этом отношении сознание , согласно В. С. Библеру и М. К. Мамардашвили, проявляет себя в попытках начать всё «как если бы заново и впервые», тогда как мышление развёртывает свои начала в виде диалектического «метода восхождения от абстрактного к конкретному» через теоретическую ориентацию на своё соответствие «объективной логике» самого предмета.

Сознание нуждается не в объяснительно-познавательном или даже понимательном отношении к себе. Единственным адекватным отношением к сознанию при работе с ним может быть только удивление, с которого начинается философия как энергичная возможность свободы сбыться в догадке – далее неделимом, «квантовом» действии сознания, меньше которого в сознании и человеческом мире ничего нет и быть не может. Но нужно усмотреть в этом непрерывном внутреннем многообразии цельно случающейся догадки формы динамической стабильности мышления, возникающие при малейшей попытке делать что-либо самостоятельно и позволяющие изложить себя в виде текста задачника по философии.

Всё изложение философии должно быть исследованием самого удивления и догадки как начала мысли и создания самой способности мыслить. Для первоначальной стадии исследования Ч. Пирсом был введён термин «ретродукция» (взамен первоначальной «абдукции»), означающий стадию создания догадок, гипотез, онтологических допущений и собственно свободно принимаемых решений быть и действовать.

Ретродуктивная догадка – это инициатива, которую обычно «требуется требовать» от себя и которая обязывает, прежде всего, изложить догадку о том, как вообще возможна она же сама.

Это и будет модульно-компетентностным подходом к формированию и оцениванию способности самостоятельно думать в пределах материала каждой темы стандартного курса философии, изложенного во «Введении в философию» авторского коллектива сотрудников ИФ РАН (начиная с изданий 2004-го года) и «Мира философии» (хрестоматия в 2 частях). Для прояснения терминологического аппарата философии разумней всего обращаться к четырёхтомнику «Новой философской энциклопедии».

Создадим такую логику, которая способствует усилению малейших проявлений собственной самостоятельной догадливости, но максимально затрудняет действие облегчающему себе все задачи само собой происходящему автоматичному запоминанию. Творческая свобода может закодировать невозможность закодировать себя в тексте через такие парадоксально-логические, риторические формы, которые блокируют автоматичное действие правил формальной логики и психологизированных привычек. Эти формы мышления действуют как упорядоченности, динамично самоорганизующиеся в процессе интенсивно неравновесного творчества, но при остановке мышления превращаются в абсурды, разрушающие структуры формальной логики и уничтожающие любые состояния сознания.

ДОГАДКА О ТОМ, КАК ВОЗМОЖНА ОНА ЖЕ САМА (элементы культуры мышления ОК-1 и критерии оценивания по уровням её сформированности).

Во-первых, возможность самостоятельной догадки создаётся вопросом, потому что настоящий вопрос индуцирует удивление и создаёт возможность возникновения смысла ещё до того, как – благодаря самому вопрошанию – появляется ответ на него. Вопрос – символ неопределённого простора сомнения, творческой свободы и логический оператор, создающий эффект неопределённости понятий, использованных в его формулировке. В этом отношении он провоцирует саму неопределённую возможность того конкретно нового, которое является ответом, но не является формально логическим следствием уже устоявшихся понятий (задействованных при постановке вопроса).

Вопрос – это начало догадки, простейший вариант её самой. Самодействие догадки оказывается разомкнутым в неопределённость как её же собственное начало.

Невозможно непосредственно перейти от подлинно проблемного вопроса к ответу, поскольку вопрос «стирает» границы имеющихся знаний и не указывает на направление, двигаясь по которому мы могли бы найти решение проблемы. Вопрос внутренне неоднороден и неравновесен, но никуда не направлен.

Проблема приобретает свойство разрешимости, когда обостряется до своего предела. Сам по себе вопрос приводит не к ответу, но к той ситуации, которую он порождает в качестве своего иного. Стоит только спросить о том, что такое сам вопрос, и мы придём к следующему противоречию. Если мы определим вопрос, то перестанем соответствовать его сути, так как сам он выражает первоначальную неопределённость, а если мы соответствуем вопросу, то не можем дать ему никакого определения как форме мыслящего незнания, из-за которого мы перестаём знать даже то, что такое сам вопрос.

Повёрнутый на себя вопрос приводит к противоречию как следующей непосредственно за ним более определённой и ориентированной формулировке проблемы. Способность не только понимать вопросы, но и понимать посредством постановки своих вопросов материал какой-либо темы соответствует самому началу способности думать.

Во-вторых, проблема становится решаемой только тогда, когда первоначальный вопрос обостряется до предельной степени неабсурдного (диалектического) противоречия. Суть противоречия – это процесс усиливающего себя внутренне неравновесного совпадения противоположностей (противоположности – это наибольшее различие в пределах системы). На уровне своего замысла противоречие можно выразить самоироничным образом «вечного двигателя», который ещё более заводится в результате собственной работы и совершенствуется путём собственных поломок.

Способом существования и понимания диалектического противоречия является не состояние равновесия системы, а сам процесс порождения всё более новых форм его разрешения. Обострение противоречия и его разрешение – это не стадии, сменяющие друг друга во времени, а две одновременные стороны одного и того же сильно неравновесного, нелинейного, обращённого на себя и спонтанно самоорганизующегося творческого процесса.

Противоречие есть и понимается настолько, насколько оно порождает новые формы своего разрешения, воспроизводя себя в них более остро и напряжённо, вследствие чего любое развитие идёт ускоряющимися темпами.

Способность формулировать проблему предельно остро в виде неабсурдного противоречия – предъявленное свидетельство о простейшем творчестве. Как правило, формулировка противоречия даётся в виде столкновения, в пределах одного и того же высказывания, двух равноправных противоположных друг другу утверждений об одном и том же.

В-третьих, противоречие само указывает на направление поисков, двигаясь по которому мы открываем (или создаём) именно то новое, что как раз и является разрешением противоречия (конкретно-содержательным синтезом противоположностей).

В-четвёртых, в любой теме мы рано или поздно сталкиваемся с такой проблемой, которую ещё можно поставить в пределах данной темы, но уже невозможно решить в пределах данной темы.

Способности к каждой из этих форм и стадий развития мысли должны быть элементами такой компетенции, как владение культурой мышления, а каждая из этих форм – собственной, неотъемлемой мерой способности мыслить.

Опасность превращения результатов мышления в автоматически действующую форму знания, позволяющую запоминать и использовать знание без понимания его смысла, является необходимой и рефлексивно самообращённой опасностью культуры (перерабатывающей философию в знание о ней).

Культура мышления является действенным и жизнеспособным противоречием человека, которое приходится решать, не отказываясь ни от свободы, ни от культуры, ни от самого человека.

Необходимо устранить одностороннюю ориентацию на гарантированный успех как самоцель в этом варианте «компетентностно-ориентированного» подхода к освоению философии в качестве способности мыслить. При альтернативном, тестово-ориентированном, подходе результат пропорционален усилиям, затраченным на запоминание, и в этом смысле он гарантирован сделанной работой. Вовсе отказаться от знания, как и от культуры, невозможно. Однако нужно и можно отказаться от «знаниецентризма», поставив в центр формально-логическую неожиданность открытий, право на риск осуществления «принципа позитивной ошибки сознания» и надежду на её корректировку мышлением в создании новой теоретической системы. Культура мышления должна помогать человеку в качестве средства создавать, а не убивать живую возможность рождения новой мысли у каждого. И, тем более, культура мышления не должна превращаться процессом преподавания в культ без мысли, ритуализованный под внешним видом стандартизации.

Неразрешимые «вечные» проблемы даже предпочтительнее всех остальных: обдумывая их, люди становятся терпимее и умнее, даже и не получая решения и не зная, возможно ли оно в принципе. Выигрывают все, кто думал не ради получения внешнего результата в виде пресловутого рейтинга, но ради того, чтобы хоть в ком-то состоялась одна-единственная собственная мысль. Настоящий человек стремится к истине пусть даже и ценой своего личного поражения. В спорах чаще всего выигрывает не тот, кто стремится к истине, а тот, кто стремится к победе и причиняет наибольший морально-интеллектуальный вред окружающим, не становясь сам от этого умнее.

Первая часть задачника формулирует исходные вопросы, которые являются введением в суть дела философии и формируют установку не столько на готовое знание и объяснение, сколько на понимание смысла онтологических допущений, делающих возможным познание. В этом отношении вводить вопросы только в конце философской темы в виде «контрольных вопросов» означало бы идти по гибельному для философского мышления пути. Вопрос для философии – её начало и само основание («основной вопрос философии»). Поэтому «контрольным вопросам» здесь не место: они не только увеличили бы ненужный объем спрашивания, но были бы, безусловно, вредны в контексте сути дела самой философии. К тому же, самоконтроль за управляемостью объёмом своей памяти может осуществлять сам учащийся, используя для этого тестовые тренажёры

Вторая часть задачника является доработкой вопросов не только до стадии проблемного противоречия и его решения, но и до неразрешимой проблемы. Все четыре позиции второй части используются в качестве критериев сформированности культуры мышления по каждой стандартной теме учебного курса «Философия», а также в качестве обобщённого плана изложения лекций и проведения семинарских занятий по материалам уже названного учебника, который сочетает в себе краткость изложения с полнотой охвата.

Третья часть состоит из примеров заданий, которые обратны задачам второй части. Цель этого обратного задания состоит в том, чтобы понять, какая именно задача, решаемая всеми, является для тебя принципиально неразрешимой проблемой. Это будет последовательно систематичным доведением до индивидуации кантовского подхода, в котором «априорные» понятия расширяются за пределы условий возможного эмпирического опыта до уровня неизбежных предельных идей разума (предела условий мыслимости вообще), являющихся его собственными неразрешимыми проблемами.

При создании гипотезы о собственном закономерном и всегда уникально-конкретном непонимании нужно заботиться о её соответствии уже имеющемуся индивидуальному опыту собственной практики решения задач. Далее следует кратко сформулировать то, относительно чего предположенная проблема является конкретно неразрешимой. После этого надо сформулировать то содержательное противоречие, решением которого является уже прояснённый ранее смысл. И наконец, необходимо поставить вопрос, через обострение которого мы приходим к уже сформулированному в предыдущем пункте противоречию. Завершается выполнение этого задания формулировкой темы, в пределах которой поставленный перед этим вопрос является основным. Так происходит обоснование конкретной неразрешимости какой-либо проблемы в третьей части задачника.

Наконец, использование в самом начале обучения режима чисто терминологического изложения философии чаще всего оказывается удобной маскировкой непонимания и нежелания мыслить самостоятельно.

При размышлении вначале, как Сократ, используй обычные слова того говорящего за самого себя языка, который помогает тебе действительно понять самому, а не просто казаться во мнении других умнее, чем ты есть. Вначале дай слово самому языку, которым ты владеешь свободно, потому что сам же язык уже подарил тебе свободу, и тогда ты сам поймёшь, зачем нужны древние термины философии. Хайдеггер умел писать так, что слова приобретали в его тексте свойство прозрачности, не нуждались в дополнительных пояснениях и как бы высвечивали свой смысл, проясняя самих себя и всё иное.

Структура двух вводных креативных философских семинаров по системе НФТМвш – ТРИЗ, или: как изобрести эвристический вопрос и диалектическое противоречие?

«Как изобрести эвристический вопрос и диалектическое противоречие, которые сами участвуют в этом же процессе изобретения?», – основной эвристический вопрос философии. Одна из возможных исследовательских программ диалектики изложена в стиле автореферентных блочных конструкций двух семинаров курса «Философия» по системе НФТМвш – ТРИЗ М. М. Зиновкиной.

Удивление – это самопричинный простейший творческий акт, свидетельствующий о собственной невозможности относительно всего сбывшегося ранее, поскольку он не является инерционным продлением собственной предыстории. В. С. Библер характеризовал философию в качестве непрестанных самоироничных попыток начать всё «как если бы заново и впервые». Но не только это делает философию родственной ТРИЗ: диалектика как стихия окружает и проницает собой изнутри всё и каждое, обладая очень для неё значимыми исключениями себя самой. Она не только внешний посредник, а проникающее собой во всё, включая собственное отрицание, метаединство. В этом отношении к ней ближе всего тризовская педагогическая методика переизобретения, переоткрытия знаний. Но в философии ситуация ещё радикальнее. История философии – это история целенаправленного изобретения её мыслящего непонимания самой себя и самого Ничто, наполняющегося всё более конкретным и богатым содержанием. Философия есть непрекращающаяся попытка переизобрести заново такие изобретательские средства, как эвристический вопрос и диалектическое противоречие. Конечно, она не только это, но непрестанно начинается именно с этого, что и должно являться темой первого и второго семинаров у бакалавров.

Представим себе одну из возможных структур креативного семинара по философии, тема которого в прежней традиции обозначилась бы как «Основной вопрос философии и категория диалектического противоречия».

1. Блок мотивации. Разве не должно вначале – прежде чем спрашивать о чём-то ином – спросить о том, что такое сам вопрос? Но не станет ли тогда очевидно, что вопрос – это то, что мы все знаем, пока нас об этом не спросят? Не окажется ли вопрос собственной формой мыслящего незнания, попадая в которую мы перестаём знать даже о том, что такое он сам? И не знать не как-нибудь по глупости или же по случайной забывчивости, а искусно и с со смыслом. Но в чём состоит смысл самого слова «смысл»?

«У каждой медали две стороны», – думаете вы, подразумевая, что «всегда». А вы оторвите аккуратно по линии полей в ваших тетрадях полоску бумаги, перекрутите её противоположные концы на 180 градусов и соедините их друг с другом, узнавая о том, что такое односторонняя поверхность. Вы заметили, что у этой поверхности есть ещё одна сторона (очень узкая), которая сбоку и которую Вы до этого не замечали. Вы возражаете: это всё – о чём-то другом, но это – о том же самом, только сделано иначе.

Но можно сделать и ещё более иначе. Представьте, что у меня в руках трёхгранный брусок из пластилина: я перекручиваю его вдоль оси на 120 градусов и сворачиваю в баранку, соединяя концы. И вновь получилась единственносторонняя поверхность, но теперь уже из трёх разных сторон, объединённых друг с другом в единое целое замкнутой на себя спиралью внутренне-внешнего непримиримо острого ребра. В отличие от плоского перекрученного листа, эта фигура телесная, настоящая, объёмная. А сколько вообще возможно измерений в реальном пространстве?

Я вас спрашиваю не о математическом образе пространства (у которого может быть какое угодно число измерений), а о размерности настоящих физических процессов и о таком конкретном состоянии материального мира, которое называется «вакуум», пустое пространство. И разве этой конкретной физической пустоты в окружающем нас мире Вселенной не больше, чем материи? В разве пустота не проще всего? И разве для существования пустоты нужны особые причины? Не уподоблется ли пустота улыбке бытия, которая останется даже и тогда, когда всё исчезнет? И разве не удивительно более всего наше неизбежное знание о неизбежности смерти при неизбежности нашего незнания того, что она такое? «Но почему в мире существует хоть что-то, а не одно лишь только ничто?», – разве не прав Хайдеггер и через этот вопрос нельзя было бы понять и всё, и само проще всего устроенное ничто?

На столе у меня трёхлитровая банка с охлаждённой «спокойной» водой. Я собираюсь осторожно и с небольшой высоты капнуть в банку окрашенную воду и пронаблюдать размерность процесса её растворения. Как вы думаете, какой размерностью будет обладать такой процесс? Например, размерность «растворения» капли масла в таких условиях равна двум, – она растекается по поверхности воды, а размерность растворения капли воды в воде комнатной температуры равна трём (она равномерно и постепенно будет распространяться по всему объёму). Но вы видите то, какую конструкцию нарисовала подкрашенная капля в холодной воде – её размерность точно больше двух и очевидно меньше трёх. Размерность явно нецелочисленная.

Впервые фрактальную математическую структуру изобрёл Георг Кантор («фрактал» – разрыв). Он представил себе, что на оси действительных чисел стирается точка, ближайшая к исходной, а следующая непосредственно за стёртой оставляется и т.д. до бесконечности, в результате чего образуется «Канторова пыль», каждая сколь угодно малая окрестность которой содержит бесконечное множество точек (и вроде бы походит на непрерывное множество), но в то же время содержит и бесконечное число разрывов между ними (и вроде бы получается нульмерность). В итоге образуется математический объект, размерность которого больше размерности точки, но меньше единицы (размерности непрерывной линии). А есть ещё математическая структура с трогательным названием «коврик Серпинского» (1<R<2). Так что, не обязательно вводить дополнительные целочисленные пространственные измерения, вдобавок к трём, для объяснения того мира, в котором сколь угодно малый объём содержит причудливые узоры вотканных в ткань друг друга вечности бытия и неизбежности ничто. Наше достоинство и в то же время недостаток состоит в том, что мы замечаем в окружающем мире только то, что изобрели и сконструировали мы же сами, например, замыслили себе догадку о том, как возможна она же сама.

Понятно, что догадка начинается с загадки – задачи, для решения которой формализуемый способ решения или неизвестен, или вообще невозможен, но само решение при этом не может не быть. Об этом решении можно и нужно только догадаться.

Например, вопрос о личном бессмертии не может не возникнуть у каждого существа, обладающего могуществом быть творящей причиной себя самого и собственных обстоятельств (это называется «труд»), но при этом являющегося ещё и несовершенным, телесным. Понятно, что человеку не быть без собственного тела, как понятно и то, что человек управляет собственным телом, а не тело управляет человеком («нераздельность неслиянных души и тела»). Но ведь только бесконечно могущественное и совершенное существо не может не быть причиной себя самого. Короче и проще говоря, у Бога не было бы проблем и противоречий с собственной свободой, как нет у животного проблем с собственным телесным несовершенством, потому что животное не свободно – не оно само является причиной себя, но внешние обстоятельства, к которым оно приспосабливается, являются его определяющей причиной. Потому-то животное не может бунтовать против самой неизбежности естественного прекращения собственных жизненных функций, а человек справедливо и никогда не смирится с очевидным фактом неизбежности смерти.

Смерть касается не тела, а самого человека, и касается она человека самим его вопрошанием: что будет со мной самим, когда моё тело, которым свободно управляю я сам, прекратит жить? Научная теория смерти невозможна в силу того простого обстоятельства, что предмет исследования должен быть не только мыслим, но и дан человеку непосредственно, а также описан строгим протокольным языком. Но живому человеку его смерть не дана как предмет его же исследования, а как только она приходит, то уже нет того, кто мог бы её пронаблюдать и описать изнутри как событие. Внешнее описание констатирует не смерть человека, а околевание человеческого тела, биологическое прекращение его функций.

Следовательно, неизбежный вопрос о личном бессмертии не может иметь какого-либо достоверного ответа. Смерть – пример загадки, догадку о решении которой следует искать в виде смысла человеческой жизни. Однако и человеческая жизнь не менее загадочна: как возможно существо, которое разом и несовершенно, и свободно? Гораздо легче ответить на вопрос о том, как оно невозможно, что придёт в вопиющий конфликт с неизбежным и непосредственным знанием человека о том, что он есть на самом деле в большей степени, чем есть его собственное тело, которым управляет и владеет он сам.

И жизнь, и смерть человека познаются таким третьим родом познания (наряду с естественнонаучным объяснением и гуманитарным пониманием), как удивление.

Удивление – самый странный и очевидный для себя самого творческий акт, который не может не знать себя самым непосредственным и точным образом. Удивление человека самим собой позволяет ему догадаться о том, что его сущность, в отличие от его собственного тела, состоит в его принципиальной необъяснимости. Человека невозможно знать наподобие вещи и невозможно управлять им извне, поэтому и невозможно владеть человеком как частной собственностью: человек – причина себя самого, поэтому он необъясним.

Более того, проблема самого человека обладает такой бесконечной степенью неразрешимости, что её не только невозможно решить любыми формализуемыми способами, но даже и непосредственно сформулировать ни в виде вопроса, ни в виде противоречия. Неразрешимая тайна – это суть человека и нерушимый залог его творческой, созидательной свободы. А тайна обозначается только опосредованно через обоснование невозможности её непосредственной формулировки. Мы дошли до пределов возможного вопрошания, на которых любой вопрос даст закономерный сбой в виде значимого молчания, информирующего нас о своеобразии и исключительности предмета вопрошания. Но это вовсе не значит, что мы обязаны смириться с этим ограничением, поскольку человек характеризуется не ограничениями, а преодолеванием собственных границ. Труд – свободное восстание бытия против собственных законов при безусловном и добровольном принятии запрета убивать.

Человек – тайна, которая подобна источнику света, делающему видимым и себя, и всё остальное вокруг. Загадка, высвечивающая себя изнутри собственным светом и становящаяся от этого ещё более очевидно необычной…

Впрочем, мы столько наобъясняли попутно, пытаясь понять странную и неотъемлемую необъяснимость самого человека, что пора бы уже спросить напрямую и просто: «Как вообще возможна эта странная даже для себя самой и вечно себе удивляющаяся свободная решимость вопрошать?»

Однако без критического отношения к уже сбывшемуся опыту философии в деле вопрошания эвристические вопросы из способа преодоления стереотипов сами превратятся в ещё более навязчивый стереотип. При этом обратимся к такому минимальному элементу знания, как высказывание (а не «слово», смысл которого живёт и развивается лишь в контексте других слов, всюду согласованных друг с другом в пределах единой системной цельности высказывания).

Попытаемся вначале извлечь как можно более глубокий смысл из наименьшего и наиболее простого знания – из знания об одной из самых устойчивых традиционных формулировок основного вопроса философии.

2. Блок первой содержательной части. «Великий основной вопрос всей, в особенности новейшей, философии есть вопрос об отношении мышления к бытию», – слышу я который год подряд от студентов (и не только) знаменитое высказывание Ф. Энгельса [6]. И прежде чем студенты поторопятся отвечать на этот, процитированный ими, как им кажется, основной вопрос философии, я прошу их ответить на свой собственный: «А разве столь категоричное утверждение Энгельса об основном вопросе философии уже является и самим вопросом?»

Очевидно, что высказывание Энгельса – это не постановка самого вопроса, а начальное самоопровержимое утверждением о том, что философию нужно начинать с вопроса как её собственного основания, а не с догматического утверждения о нём. В данном случае замысел приходит в конфликт с противоположной ему формой своей реализации. Я сделал возражение против данной формулировки с позиции только самого замысла, неадекватно выраженного этой же самой формулировкой, в конце которой поставлена точка.

Я думаю, что ни у кого из нас нет доказательств того, что Энгельс, этот один из самых остроумно-ироничных людей своей эпохи, сделал это ненамеренно. Цель спровоцировать читателя на то, чтобы он сам разобрался и поставил свой собственный вариант основного вопроса философии, тоже входила в его замысел и привела его к столь парадоксальной формулировке.

Итак, вопрос об отношении мышления к бытию нужно поставить просто как вопрос. Вопрос, поставленный вначале, не только не исключает, в отличие от утверждения или отрицания, возможности возникновения совершенно иных по своему смыслу вопросов, но лишь увеличит их вероятность (сообщество разных, но дружественных друг другу…). «?» – это знак неопределённости, не накладывающий изначально непреодолимых пределов на свободомыслие.

Поскольку отношение мышления к бытию является не автоматичным и не неизбежным, а всего лишь только возможным и трудным, то вопрос складывается через «как возможно…?» А так как труд – это творческий союз природы и свободы человека, то надо вводящий в заблуждение однонаправленный предлог «к» заменить на союзную и взаимную «и»: «Как возможно отношение мышления и бытия?» Но мышление – это не потустороннее бытие, которое внешним образом и иногда взаимодействовало бы с бытием, а есть освобождённое от непреодолимых ограничений отношение к себе человеческого бытия. Речь должна идти о человеческой свободе: «Как возможна свобода каждого человека?» Однако если бы свободы человека не было бы уже здесь и теперь, то ему не за что и нечем было бы бороться: «Каким образом человечная свобода каждого не только возможна, но и действительно есть?» – или, по-русски: «Как сделать так, чтобы начальство над душой не стояло, на чтоб порядок при этом без господства и подчинения всё-таки был?»

Задача Энгельса состояла в том, чтобы побудить читателя к постановке таких своих вопросов, которые бы радикально отличались по смыслу от его собственного.

Даже поставив свои вопросы, не торопитесь на них тут же и отвечать: вопрос всё ещё не достаточно определённое описание некоторой трудности быть, он не укажет Вам направление поисков и открытия подходящего решения. Вопрос – лишь начало познания, его собственная логическая форма первоначальной неопределённости. Необходимо обострить вопрос и доопределить его условия.

3. Блок метапсихологической разрядки. Один из приёмов, который помогает студентам преодолеть некоторое неизбежное неудобство по поводу своей первоначальной необходимости жёско привязывать себя к цитатам, вовсе не состоит в упрёках их за это. Иначе будет ещё хуже. Помните, как у Ф. М. Достоевкого: ты рискуешь разбить вазу именно из-за того, что более всего боишься это сделать по причине своей скованности и неловкости. Достаточно успокоить их тем, что фраза о том, что «цитирование есть признак интеллектуальной незрелости» – это тоже цитата и является упрёком только тому, кто за это упрекает других своим недружелюбным цитированием.

4. Блок «головоломка» как система взаимосвязанных загадок и поучительных примеров того, «как не надо бы».

Среди примеров и задач этого блока я хочу привести три загадки из книги А. И. Альперина. Загадки – машина времени, чуждая возрастной дискриминации. К тому же, это наилучший способ раскрыть смысл предстоящей студентам аналитической философии без использования непривычно дикого для них символического аппарата математической логики или Гёделевой нумерации.

У входа в город стояли два стражника и спрашивали каждого пришедшего о цели его прихода. Согласно приказа, говорящему правду отрубали голову, а лгущего вешали. Какой ответ позволяет избежать обе участи? «Я пришёл сюда с целью быть повешенным», – ответ, моделирующий самообращённое отрицательное высказывание, которое неразрешимо в пределах двузначной логики. Открытое ещё Эвбулидом и вошедшее в историю философии как парадокс «Лжец», оно не раз переоткрывалось вновь в различных областях: парадокс множества всех несобственных множеств, «парадокс брадобрея» Б. Рассела, некатегорность универсальной категории всех математических категорий В. Ловера. Их смысл – одна и та же неразрешимость самообращённой отрицательности в рамках двузначной логики.

[Это же самое предложение, взятое в квадратные скобки, ложно] Предыдущее предложение ни истинно, ни ложно, но обладает таким третьим логическим значением, как «возможно», с позиции которого только и имеет смысл различать истинные и ложные высказывания. Если не предположить, что мир возможен, то и бессмысленно различать истинные и ложные высказывания. Любая логика начинается с трёхзначности. В этом причина того, почему отрицательные самообращённые высказывания, неразрешимые в двузначной логике, обретают свой содержательно-действительный смысл в виде обратных отрицательных связей, без которых невозможно саморазвитие и функционирование всех систем.

Двузначная логика кажется наиболее естественной и простой, не будучи ни той и ни другой, поскольку большинство предпочитает усваивать искусственные программы целесообразной деятельности, а не создавать и преобразовывать их. Двузначная логика лишь частично подходит для изложения и усвоения результатов творческого мышления, но губительна для самого процесса творчества и обучения творческому мышлению.

Тем не менее, парадокс самоотрицательности можно использовать как конструктивный принцип доказательства того, что в формальных системах 1-го вида невозможно доказать, их собственными средствами, утверждение об их неабсурдности.

Сделаем необходимые пояснения. Формальные системы первого вида – это системы, допускающие своё развитие только через консервативные расширения (т. е. все теоремы предыдущей должны быть выводимы и в последующей, расширенной формальной системе). Язык такой формальной системы должен быть достаточно богат для того, чтобы можно было выразить арифметику.

Мы заменили локально-технический термин формальной логики «противоречие», поскольку в нём противоречие вообще отождествляется лишь с бессмысленным противоречием, что вызывает резкую реакцию неприятия всей формальной логики у представителей логики диалектической. Ведь не всякое противоречие бессмысленно, и некоторые противоречия являются адекватным и кратким описанием внутреннего конфликта противоположных сторон реально существующей системы. В связи с этим мы напрямую воспользовались словом «бессмысленно» (или «абсурдно») для избежание участия в занудном и бессмысленном споре между «диалектистами» и «формальщиками» на пустой почве различия терминологических жаргонов. Мы не будем вступать в споры о якобы единственно правильном условном наименовании вещей.

К. Гёдель использовал парадокс Эвбулида «Лжец» при взаимопереводе языка логики исчисления высказываний и языка арифметики. Перейдём к следующей загадке для пояснения того, как это сработало.

В комнате две двери: одна из них ведёт в рай, а другая – в ад. У каждой двери страж: один из них всегда говорит правду, а другой всегда лжёт. Какой вопрос следует задать любому из стражей и как поступить после полученного ответа, чтобы не попасть в ад? Конечно, следует спросить любого из стражей о том, как бы ответил на вопрос о райской двери страж, стоящий напротив, и выбрать дверь, которая противоположна указанной в ответе.

После парадоксального доказательства утверждения о невозможности доказать неабсурдность формальных систем первого вида их собственными средствами началось неумеренно расширенное его истолкование и перенос не только на формальные системы второго вида (в которых возможно доказать их неабсурдность их же собственными средствами). Теоремы о неполноте и непротиворечивости К. Гёделя стали рассматривать в качестве ограничительных для разума вообще. Ситуация свелась к тому, что популярность самообращённых отрицательных высказываний затмила тот факт, что самообращённые высказывания могут быть не только отрицательными, но и утвердительными, которые можно рассматривать как модель самодоказуемых систем второго вида. Особый случай представляют собой явные суждения Хенкина, которые не только утверждают собственную доказуемость, но и содержат инструкцию доказательства себя. Приведу пример в виде следующего предложения. Данное предложение, утверждающее, что оно состоит из тринадцати слов, самодоказуемо путём непосредственного подсчёта. Убедитесь в этом сами, просто пересчитав слова в нём.

Следующая загадка должна раскрыть смысл познания парадоксально нового посредством самого обычного – обыкновенной комбинаторики как самоочевидной и самой ограниченной, конечной («финитной») части науки, стремящейся к открытию только неожиданных истин.

Однажды шах решил проверить сообразительность троих визирей. Он поставил их друг за другом так, что впереди стоящий, конечно, не видел двоих за ним, второй видел затылок первого, а третий видел впереди себя обоих. Далее шах надел на них колпаки и сказал: «У меня было пять колпаков, два из них чёрные, а три белые. Пусть каждый из вас догадается о том, какого цвета колпак на его голове» Через некоторое время первый визирь, стоящий впереди всех, ответил. Какой колпак был на нём? А при каком раскладе ответил бы второй? При какой ситуации ответил бы третий?

Начнём с последнего вопроса, ответ на который очевиднее всего, потому что чёрных колпаков только два. Вот если бы они были на головах впереди стоящих, то он ответил бы, что на нём белый колпак.

Если бы на первом был чёрный колпак, а третий визирь при этом молчал, то второй без труда ответил бы, что на нём белый (именно он создаёт неопределённую ситуацию для третьего, которому всё видно, кроме себя).

А ситуацию наибольшей неопределённости для второго и третьего создаёт белый колпак на самом первом, впереди всех стоящем. Первый понял значимое молчание второго и третьего как информацию о белом колпаке на своей голове, так как только при этой ситуации будут молчать стоящие сзади него.

Комбинаторика проявляет свою незаменимость особенно явно при вычислении конкретных значений вероятностей множества альтернативных гипотез в континууме индуктивных методов познания, так как только при условии множества альтернативных предположений об одной и той же предметной области может включаться весь механизм познания и открытия нового. Как отмечал В. В. Митрофанов, при познании должно действовать также и множество альтернативных экспериментов.

А если уж мы произнесли завораживающий термин «альтернативы», то давайте не просто переведём его, но «расколдуем» и поймём его смысл как «противоположности». И начнём от противного, от разбора того, что только кажется и повсеместно считается противоположными сторонами, но ими по сути являться не может.

Всё же скажем, что противоположные стороны – это наиболее отличающиеся друг от друга равноправные, неотъемлемые стороны одного и того же определённого системного целого. И друг без друга противоположности не могут и друг с другом не смогут спокойно ужиться. И ещё одно очень существенное: это целое должно быть внутренне неравновесным и тратить свою внутреннюю энергию на работу по присвоению энергии окружающей среды столь целесообразно, что её «приход» всегда намного превышает её внутренний «расход». Вот такой живой самозаводящийся в результате своей работы двигатель.

Противоположности должны быть одновременными, поэтому противоположностью бытия не может являться небытие. Как можно взаимодействовать в одном и том же месте и в том же самом отношении с собственным же одновременным отсутствием?! Противоположностью одного бытия является другое бытие, от которого оно максимально отличается в пределах одного и того же неразрывного и неравновесного взаимодействия.

Добро и зло не смогут являться противоположными, но не в смысле своего совпадения, а потому, что зло – это лишь умалённое, частично разрушенное добро. Нет никакого равноправия между добром и злом: добро есть наиболее полно без зла и может вполне без него обойтись, а зло зависимо от добра, поскольку не может обойтись без того, что оно разрушает. Добро есть всегда неиное, не имеющее противоположности себе. Универсальность диалектики не избавляет от обязанности думать и находить исключения из общих диалектических правил и внимательно относиться к уникальности избранного предмета своих размышлений.

И наконец, равноправной противоположностью свободы не может быть рабство. Рабство – это лишь ограниченная или вовсе уж уничтоженная свобода. Равновеликой противоположностью свободы может быть только любовь. Сформулирую это по-гегелевски. Моя свобода – это моё бытие в иной, когда я не теряю себя, даже теряя при этом жизнь, а любовь – это когда иная (мудрость, философия) становится мне ближе и дороже меня самого, и я теряю себя прежнего, не потеряв при этом своей жизни. Любовь и свобода исключают друг друга в одном и том же неравновесно-непредсказуемом процессе их взаимопророждения друг другом.

В заключение этого блока можно поставить «скандальный» вопрос, очевидный своей загадочностью: если ясно, что гипотетико-индуктивный метод науки превосходит по своей широте и мощности гипотетико-дедуктивный, то почему до сих пор в учебниках (и не только в них) именно второй преподносится как наиболее универсальный научный метод? Ведь дедуктивная формальная логика – только одна из трёх необходимых частей не менее строгой логики индуктивной. Индуктивный вывод и по своему объёму, и по содержанию превосходит т.н. «обратную дедукцию», когда мы всего лишь удостоверяемся в подтверждении фактами и без того дедуцированных из гипотезы её частных следствий. Разве те новые факты, которые неожиданны для самой гипотезы, не выводимы из её первоначальной формулировки, но ей соответствуют по сути, не оказывают ей наибольшую научную поддержку, заставляя её корректировать себя? А тогда почему до сих пор… Думаю, что разгадка гораздо глубже и серьёзнее, чем преодоление субъективной, психологической инерции. Но это – тема последующих семинаров по «превращённым формам» деятельности.

5. Блок интеллектуально-творческой разминки. То хорошее, которое было в режиме таких необъятных, свободных и творческих состояний сознания, как вопрос и загадка, прояснилось и испытано нами на самих себе. Но ответьте себе на вопрос, а почему, как и к чему мы должны теперь перейти от вопроса? Почему это не может быть сразу определённым ответом? Да потому что мы ещё не открыли такую постановку задачи, которая разом обладает и неопределённостью вопроса, и определённостью ответа, соединяя их в единое целое целенаправленного пути от одного к другому, представляя собой нечто их объемлющее.

От вопроса и посредством него же самого мы должны перейти к тому, что вопросом не является, но в то же время содержит в себе неопределённость как одно из двух своих противоположных свойств. А как бы это назвать? Или это уже давно и не нами названо? Но не будем торопиться заранее наклеивать ярлыки и развешивать таблички. Постараемся вначале открыть искомый смысл, который бы оказался самозваным, сам себя называющим. Присмотримся к устройству вопроса.

Вопрос моделирует состояние неопределённости и внутренней неравновесности. Он – универсальный стиратель границ знания, он анти-терминологичен и не указывает ни на какое направление поисков (он антитенденциозен). И в то же время вопрос внутренне неоднороден (в нём много согласованных разных слов одного и того же вопрошательного «аккорда», внутри него непрерывное многообразие разных смысловых, согласованных в своём совместном рождении, возможностей), что находится уже в конфликте с его ненаправленностью, так как неоднородность должна иметь вектор.

При попытке ответить на вопрос о том, что такое он сам, получаются противоположные друг другу речи о нём: определить вопрос – значит перестать соответствовать вопросу (ведь он – знак самой неопределённости), а соответствовать неопределённости вопроса – значит лишиться возможности определить его и отказаться от самой попытки понять, а к чему именно его нельзя применить, не разрушив при этом предмета вопрошания (и что обозначает предел допустимости вопроса).

Вопрос напрямую связан с нашей способностью сомневаться, в том числе и прежде всего, в абсолютности самого сомнения и выражающего его вопроса: например, сомнение в том, что младенец уже обладает душой (а она рождается годовалым телом на «стадии зеркала»), отменит свободную возможность возникновения души человеческой (что можно рассматривать как универсальный аналог юридической «презумпции невиновности»). Не ко всему вопрос можно применять, а иначе он рискует стать «пилатовым». Следовательно, нам надо сделать то, что сделать внутри вопроса невозможно, но что порождается самим же вопросом в виде собственного внутреннего конфликта и уже проговорилось о себе, назвав себя «противоречие».

Испытаем себя в той форме самого глубокого творческого мышления, которая в философской диалектике обладает титулом категории «диалектическое противоречие».

6. Блок второй содержательной части. По своему философскому замыслу диалектическое противоречие должно быть предельно глубокой причиной возникновения всего нового, в том числе и нового себя же. Противоречие должно являться движущей силой развития всего остального и своего собственного саморазвития как форма мышления и в то же время форма развивающейся материи (т. е. должно быть категорией). Оно должно быть подобным вечному двигателю, который ещё более заводится в результате собственной работы и совершенствуется по ходу собственных поломок.

Удивительно то, что в соответствии с таким замыслом противоречие обязано участвовать с самого начала в построении теории себя – диалектике, а в теории решения изобретательских задач должно брать на себя функцию технической (в расширенном смысле) системы, предназначенной для изобретения нового понимания себя самого – функцию главного изобретательского инструмента в деле постановки изобретательской задачи, являясь в то же время и своим же собственным пререизобретаемым вновь изделием. Хотя бы попытаемся поставить изобретательскую задачу о противоречии в форме его же самого (ведь противоречие – собственная неотъемлемая форма изобретательской задачи). И вспомните перед этим о том, что я вам подсказал насчёт неприменимости ограничительных теорем Гёделя к формальной системе второго вида, коей и является формальный, но до конца не формализуемый, «Алгоритм изобретателя», начинающийся с мини-задачи, минимального противоречия, соответствующего традиционной, обыкновенной категории диалектического противоречия.

Если стремишься понять нечто, то преврати вопрос о том, как это вообще возможно, в вопрос о том, как это можно было бы сделать.

Итак, диалектическое противоречие и АРИЗ – друг другу: опыт постановки и решения одной «обращённой», метаизобретательской, рефлексивной задачи.

Работа по алгоритму решения изобретательских задач в области философии на первом семинаре представляет собой опыт преобразования одной исследовательской проблемы диалектической логики в изобретательскую задачу с использованием алгоритма решения изобретательских задач в качестве инструмента творческих поисков в области диалектики и философии естествознания. Кроме программы «Алгоритм изобретателя» необходимо использовать рекомендации из АРИЗ-85-В

Текст задачи. Как создать такую форму постановки задачи, которая не могла бы не приводить к изобретению чего-то нового и более совершенного, включая, в том числе, и саму себя?

1. Техническая система для непрерывного производства нечто нового и новой себя

2. включает две максимально отличающиеся друг от друга предметные переменные (противоположности) и два параметра самого неравновесного, неразрывного процессуального взаимодействия между ними: единство («конкретное тождество», напряжённо-неравновесный процесс совпадения противоположностей) и борьбу (их взаимное диалектическое отрицание). Назовём такую систему «традиционное диалектическое противоречие».

3. Нежелательный эффект-1. Система единства и борьбы двух противоположностей не приводит к возникновению нового и саморазвитию: перемещающееся тело отличается от покоящегося тем, что в один момент времени оно находится и не находится в данном месте своего пути, разрешаясь тем, что в следующий момент времени оно переходит в другое место, в котором противоречие воспроизводится без каких-либо изменений. Обладать таким противоречием – всё равно, что не иметь никакого. Зенон был прав, назвав такое противоречие безвыходностью – «апорией». Апорийная формулировка действительно показывает, что в этой ситуации непродуктивного самоконфликта нам некуда идти, но зато есть от чего бежать. Но апорийная форма противоречивости не указывает направления поисков решения трудной задачи (другой смысл слова «апория») и не может быть надёжным теоретическим критерием поисков такого факта, который бы являлся синтезом пришедших в острый взаимный конфликт противоположностей.

Обманчивая видимость того, что это сработало у Маркса, разоблачается следующим кратким анализом его постановки и решения проблемы источника новой стоимости: «капитал должен возникнуть и в обращении, и в то же время не в обращении» [1]. Но может ли такая формулировка быть критерием, нацеливающим именно на поиск такого товара, само потребление которого является одновременно и производством? Маркс указывал на рабочую силу. Но ведь «способность к целесообразной затрате энергии человеческого тела» не является врождённой способностью этого тела. Понятно, что сама рабочая сила является только следствием знаний, которые вовсе не являются врождённой информацией, а открыты творческой деятельностью учёного, не вмещающейся в плоское двумерие «то и в то же время не то» и исключающей свою измеримость только лишь «количеством рабочего времени».

4. Средство устранения нежелательного эффекта, обычный инженерный прием. Многополярная система, увеличивающая число собственных противоположных сторон и позволяющая более точно описывать объективный конфликт определённой предметной области: например, число противоположных друг другу типов зарядов у кварков равно четырём.

5. Нежелательный эффект-2, главный недостаток технической системы. При увеличении числа противоположных сторон системы увеличивается её сложность, что увеличивает вероятность её случайных сбоев, ошибок в функционировании и оборачивается лишь одним типом её изменений – саморазрушением, регрессом: не случайно в первую очередь в ходе эволюции вымирали виды животных с наибоее развитым головным мозгом и наиболее сложными формами социального поведения. Пример с четырёхполюсной системой зарядов кварков не корректен, поскольку в микромире нет необратимых событий и к нему не применим принцип развития (невозможен ни регресс, ни прогресс). Система единства и борьбы двух противоположностей не способна к саморазвитию, а система единства и борьбы между неограниченно многими противоположностями одного и того же способна лишь к одному типу саморазвития – регрессу, саморазрушению. Однако такого типа саморазвития, как прогресс, самосовершенствование, нет ни в традиционной, ни в многополярной диалектической системе.

6. Повторение средства устранения. Повторю средство устранения недостатка системы противоречия в режиме нового раза на основе следующего различия в применении приёма увеличения степени системности противоречия – сделать переменной величиной число параметров самого процесса взаимодействия (отношения) между противоположностями: предположить, что не только и не столько единство и борьба происходит между устойчиво предметными противоположными сторонами системы, сколько неизвестное событие (x-элемент). Здесь можно усмотреть аналог такого изобретательского приёма, как введение дополнительных измерений вдобавок к двум привычным в плоскостном понимании отношения между противоположностями («единство и борьба»).

7. Повторение нежелательного эффекта-2. Повторение нежелательного происходит здесь несколько иначе: при превращении параметров самого взаимодействия между противоположностями в формально-логические переменные мы лишаемся не только точного, но и сколько-нибудь предметного критерия для определения сущностной и минимальной размерности самого отношения между противоположностями, при которой это отношение способно быть причиной возникновения нового и более совершенного. В этом безэнегргийном беспорядке диалектическое противоречие лишено возможности даже возникнуть.

8. Техническое противоречие-1

Если сделать число противоположностей противоречия переменным, то получается более реалистичное и точное описание конкретно объективного противоречия определённой многополярной системы, но описывается при этом не столько сам процесс возникновения нового, сколько самокомпенсированное состояние равновесия между противоположностями.

9. Техническое противоречие-2

Если сделать переменным число параметров (размерность) самого неравновесного взаимодействия между противоположностями, то получится релятивизация описания неравновесного процесса возникновения, но в этой модели интенсивного становления всё будет возникать с той же скоростью, с какой будет тут же и разрушаться – возможность возникновения нового так и будет оставаться возможностью, никогда не становясь действительностью совершенствующегося саморазвития.

10. Главное техническое противоречие. Если превратить в формально-логические переменные параметры взаимодействия между противоположностями, то можно получить неопределённую возможность возникновения нового, но при этом мы лишаемся предметного критерия для определения той минимальной размерности взаимодействия, при которой это взаимодействие становилось бы необходимостью потенциально бесконечного прогрессивного саморазвития.

11. Усиленное техническое противоречие. С одной стороны, мы должны понять противоречие как бесконечно неразрешимое – не способное исчезнуть, самоустраниться или быть чем-то устранённым, а со стороны не другой, но той же самой, мы должны понять противоречие как уже навсегда разрешившееся и включить непротиворечивость вовнутрь структуры самого противоречия. Противоречие действительно есть в той мере, в какой оно непрестанно порождает себя новым в качестве саморазвивающегося закона развития, лишь обостряясь в новой форме синтеза своих противоположностей.

11.1. Обострёние усиленного противоречия. Если нет минимальной полноты одновременно необходимых параметров взаимодействия противоположностей, то нет и самого противоречия, и оно не может участвовать в их возникновении и становлении, но в то же время (оперативное время возникновения и становления собственных параметров) оно, будучи самой глубокой причиной саморазвития, не может не участвовать в изобретательской задаче себя, исполняя функцию и формы изобретательской задачи, и главного изобретательского инструмента, и собственного же изделия.

12. Модель задачи

1) конфликтующая пара: с одной стороны, противоположности, а с другой, взаимодействие между ними;

2) усиленная формулировка конфликта: устойчивые предметные противоположности являются консервативной стороной диалектического противоречия и изобретательской задачи, поэтому надо сделать так, чтобы осталось взаимодействие между противоположностями, а сами противоположности исчезли, но если противоположности исчезнут, то исчезнет и само взаимодействие между ними.

3) Даны отсутствующие (или самоустраняющиеся) две противоположности, которые не создают помех для порождающего взаимодействия между ними и не препятствуют непрерывному изобретению всё более нового противоречия, но отсутствующие противоположности не могут и взаимодействовать друг с другом… Но и не надо – используя изобретательский принцип «сделать наоборот», пойдём на дальнейшее обострение конфликта и предположим такое энергичное отсутствие самого взаимодействия между отсутствующими противоположностями, которое приводит не к необходимости возникновения нового, а к энергичной возможности его первоначально случайного возникновения. В становящейся последовательности случайных событий на 6–7-й случайно сбывшейся возможности возникает взаимодействие между ними, приводящее уже к необходимости и закономерности возникновения нового. Необходимо найти такой x-элемент (Событие), который обеспечил бы первоначально случайное возникновение взаимодействия, необходимо порождающего нечто новое.

12, часть 2. Анализ модели задачи

Шаг 2.1. Оперативная зона – планковское пространство: зона взаимодействия двух ни в чём не совместимых, противоположных, родительских (для нашей Вселенной) сфер бытия – сферы уменьшающегося дробления материи (уменьшающихся квантов) и сферы ускоряющихся взаимодействий, как это следует из нетривиальных обобщений фактов современного естествознания, по Н. В. Клягину [3]. Гипотеза о том, что бесконечное бытие (не Вселенная) неоднородно и состоит из несовместимых противоположных сфер, необходима для объяснения того факта, что наша сфера бытия (Вселенная) состоит из пустых пространственных сфер, тогда как материя находится на пересечениях этих сфер и в ромбоидных пазах между ними. Никакими законами Вселенной невозможно объяснить этот факт регулярного неравномерного распределения материи в её пространстве, следовательно, это качество унаследовано Вселенной от окружающего её бытия.

Шаг 2.2. Оперативное время – планковское время, время взаимодействия двух противоположностей перед тем как резко разойтись по причине своей несовместности ни в чём. Первоначальная максимальная скорость расхождения отпечаталась в нашем мире как константа взаимодействия («скорость» света).

Шаг 2.3. Вещественно-полевые ресурсы.

Вследствие того, что сингулярный след образовался в результате взаимодействия противоположных сфер бытия и объединил противоположные свойства, во-первых, каждая из расходящихся сфер потянула его за собой, заставив его колебаться между ними. Так возникла первоначальная квантовая струна, последующий распад которой привел к образованию струн, колеблющихся с 9 степенями свободы (из которых состоят вещество и поле) и с тремя (из которых состоит пространство). Из 9 степеней свободы колебаний квантовой струны две (как минимум) принадлежат двум другим сферам бытия (это её «своё иное»). Во-вторых, всё новое во Вселенной, по причине её происхождения, возникает тоже в результате взаимодействия противоположностей. Саморазвивающимся изделием оказавается Вселенная, а самоустранившимся парно-конфликтным инструментом – две родительские сферы (домены) бытия, до сих пор соседствующие с ней на её внешних границах. В первые мгновения своей жизни наш мир был чрезвычайно мал и не было различения на микро-, макро- и мега-масштаб, а первоначальное поле было внутренне неоднородным и в то же время ненаправленным, в чём заключался его продуктивный самоконфликт, разрешившийся в последующем возникновением четырёх разных типов взаимодействий. Так что, в первые моменты существования едва родившейся Вселенной физически бессмысленно различать внутрисистемные, внешнесистемные и надсистемные ВПР. Был просто ресурс в виде колеблющейся с очень большим числом степеней свободы движения квантовой струны – колеблющейся между расходящимися родительскими, противоположными «доменами».

13. Необходимо обеспечить контакт двух несовместимых ни в чём и независимых друг от друга противоположных сфер бытия при условии бездействия причинно-следственного закона и закона единства и борьбы противоположностей относительно всего бесконечного бытия в целом. Как сделать так, чтобы сам собственный закон сохранения вечного бесконечного бытия одномоментно не сохранился, и на этот краткий момент провзаимодействовали бы две противоположности?

Обобщённо-обострённое противоречие: преобразование противоречия с целью его универсализации и адаптируемости к постановке и решению творческих, изобретательских задач оборачивается потерей информации об устойчивой традиции диалектики, как и для порождения события единства и борьбы противоположностей, на оперативное время и в локальной оперативной зоне, бытие должно нарушить свой же собственный приоритетный закон сохранения, предавая на оперативное время (планковскую длительность) забвению все своё вечно существующее. Для объяснения закона единства и борьбы противоположностей необходимо предположить, что он  когда-то возник впервые, а его самого до этого не было. Характеристика «универсальность, адаптируемость» находится в обостённо-непримиримом конфликте с информацией о том, «как правильно».